Саммерхилл — воспитание свободой - Страница 5

— Переведите монолог Гамлета «Быть или не быть» на саммерхиллский язык.

Совершенно ясно, что эти вопросы несерьезны и дети получают от них огромное удовольствие. Новички, как правило, не поднимаются в ответах до уровня ребят, уже пообвыкшихся в школе. И не из-за слабости интеллекта, а скорее из-за укоренившейся привычки ходить проторенными дорожками, а свобода передвижения их озадачивает.

Мы говорили об игровом аспекте учения, но на всех занятиях проводится и большая работа. Если учитель почему-либо не может провести занятие, назначенное на данный день, то это обычно вызывает у детей большое разочарование.

Дэвида, 9 лет, пришлось изолировать из-за коклюша. Он горько плакал и протестовал: «Я же пропущу урок мисс Роджер по географии». Дэвид находился в школе практически с рождения, и у него были вполне определенные и окончательные представления о необходимости ходить на уроки, которые ему предлагают. Сейчас Дэвид — профессор математики в Лондонском университете.

Несколько лет назад на общем собрании школы (где каждое из Правил для учащихся принимается всей школой, а каждый ученик и каждый сотрудник имеют при этом по одному голосу) кто-то предложил, чтобы определенные проступки наказывались отлучением от уроков на неделю. Дети запротестовали — это чересчур суровое наказание.

И я, и мои сотрудники до глубины души ненавидим экзамены. Для нас университетские экзамены — проклятье. Но мы не можем не учить наших ребят обязательным предметам. Пока экзамены существуют, нам приходится с этим считаться. А следовательно, педагоги Саммерхилла всегда достаточно квалифицированны, чтобы преподавать в соответствии с установленными стандартами.

Немногие дети хотят сдавать эти экзамены, к ним стремятся лишь те, кто собирается поступать в университет. Они обычно начинают серьезно готовиться к экзаменам лет с 14 и года за три осваивают все необходимое. Конечно, не всегда наши выпускники поступают с первой попытки. Важно, что они пробуют поступать снова.

Саммерхилл, вероятно, самая счастливая школа в мире. У нас нет прогульщиков и редко случается, чтобы дети тосковали по дому. У нас почти никогда не бывает драк — ссоры, конечно, неизбежны, но мне редко доводилось видеть кулачные бои вроде тех, в которых я участвовал мальчиком. Также редко я слышу, чтобы дети кричали, потому что у свободных детей, в отличие от подавленных, нет ненависти, которая требует выражения. Ненависть вскармливается ненавистью, а любовь — любовью. Любовь означает принятие детей, и это существенно для любой школы. Вы не можете быть на стороне детей, если наказываете или браните их. Саммерхилл — это школа, где ребенок знает, что его принимают.

Надо заметить, что нам вовсе не чужды человеческие слабости. Однажды весной я занялся посадкой картофеля, и, когда в июне обнаружил, что восемь кустов выдернуто, я устроил большой скандал. Тем не менее разница между моим скандалом и тем, какой устроил бы авторитарный педагог, была. Мой скандал был по поводу картошки, а скандал, который устроил бы авторитарный педагог, концентрировался бы на нравственной проблеме честности и нечестности. Я не говорил, что воровать картошку нельзя. Я делал акцент на том, что это моя картошка и поэтому воровать ее не следовало. Надеюсь, я понятно объяснил разницу.

Другими словами, я для детей не начальник, которого надо бояться. Мы с ними равны, и шум, который я поднял по поводу моей картошки, имеет для них не большее значение, чем шум, который поднял бы любой из мальчиков по поводу проколотой шины своего велосипеда. Если вы равны, нет ничего страшного в том, что я поднял шум.

Кое-кто скажет: «Это все одни разговоры. Никакого равенства тут не может быть. Нилл — главный, он старше и мудрее». И это правда. Я — главный, и, если бы случился пожар, дети побежали бы ко мне. Они знают, что я старше и опытнее, но, когда я встречаюсь с ними на их территории, на картофельной грядке, так сказать, это не имеет значения.

Когда пятилетний Билли велел мне убираться с его дня рождения, потому что меня туда не приглашали, я сразу ушел, нимало не колеблясь, — точно так же Билли убирается из моей комнаты, когда я не желаю его общества. Описать такие отношения между педагогами и детьми нелегко, но всякий, кто побывал в Саммерхилле, понимает, что я имею в виду, говоря об идеальных отношениях. Это видно и применительно к персоналу в целом. Мистера Клейна, химика, зовут по имени — Аллан. Другие сотрудники известны детям как Гарри, Ула, Дафна. Меня называют Нилл, а повариху — Эстер.

В Саммерхилле у всех равные права. Никому не позволено бренчать на моем рояле, но и мне не позволено брать без спроса чей-либо велосипед. На общих собраниях школы голос шестилетнего ребенка значит столько же, сколько мой.

Искушенный человек, конечно, скажет, что на практике все решают голоса взрослых. Разве шестилетний ребенок, прежде чем поднять руку, не посмотрит на то, как голосуете вы? Хотел бы я, чтобы он действительно иногда так поступал, а то слишком много моих предложений проваливается. Если дети свободны, на них не так-то легко повлиять, и причина — в отсутствии страха. Что и говорить, отсутствие страха — самое прекрасное, что может быть в жизни ребенка.

Наши дети не боятся наших сотрудников. Одно из школьных правил состоит в том, что после десяти часов вечера в коридоре верхнего этажа должно быть тихо. Однажды вечером, около одиннадцати, разгорелась подушечная баталия, и я поднялся из-за стола, за которым писал, чтобы выразить протест по поводу шума. Когда я поднимался наверх, в коридоре поначалу раздался топот, а затем стало тихо и пусто. И тут я услышал как бы даже разочарованный возглас: «Да это же Нилл», — и веселье возобновилось. Когда я объяснил, что сижу внизу и пытаюсь писать книгу, они проявили сочувствие и сразу согласились прекратить шум. А разбежались они, подумав, что их застукал дежурный, обязанный следить за соблюдением времени отбоя (их ровесник).